Чтобы полнее осветить суть философского понимания пространства и времени - важнейших феноменов человеческой культуры и сущностных характеристик нашего индивидуального существования, необходимо кратко проанализировать те представления о них, которые существовали в прошлом.
Пространство является важнейшим атрибутом бытия. Человек всегда живет в нем, осознавая свою зависимость от таких его характеристик, как размеры, границы, объемы. Он измеряет эти размеры, преодолевает границы, заполняет объемы, т. е. он сосуществует с пространством. Такое сосуществование породило еще в архаическом сознании людей любопытные представления о нем, которые интересны нам и сегодня. В мифологии пространство одухотворено и разнородно. Это не хаос и не пустота. Оно всегда заполнено вещами и в этом смысле является своеобразным преодолением и упорядочиванием мира, тогда как хаос олицетворяет собой отсутствие пространства.
Это отражается в так называемых "мифах творения", которые присутствуют во всех мировых мифологиях и описывают процесс постепенного оформления хаоса, его переход из неоформленного состояния в пространство, как нечто оформленное, посредством его заполнения различными существами, растениями, животными, богами и т. д. Таким образом, пространство - это особым образом организованная совокупность объектов и процессов.
Для мифологического пространства характерно свойство спирального развертывания по отношению к особому "мировому центру" как некой точке, через которую как бы проходит воображаемая "ось" разворота. Такое значение сохраняется и в современном языке, где пространство ассоциируется с понятиями, обозначающими "расширение", "простирание", "рост".
Кроме того, мифологическое пространство развертывается организованно, закономерно. Оно состоит из частей, упорядоченных определенным образом. Поэтому познание пространства, изначально основано на двух противоположных операциях - анализе (членении) и синтезе (соединении). Это легло в основу более позднего понимания относительно однородного и равного самому себе в своих частях пространства. Однако основной характеристикой мифологического пространства все же считается разнородность и прерывность, т. е. в первую очередь его качественная расчлененность.
Именно прерывность пространства формирует в сознании человека культурную значимость места, в котором он может оказаться. Центр пространства - это всегда место особой сакральной ценности. Внутри географического пространства оно ритуально обозначается некими особыми знаками, например камнем, храмом или крестом. Периферия пространства - это зона опасности, которую в сказках и мифах, отражающих указанное понимание, должен преодолеть герой. Иногда это даже место вне пространства (в неком хаосе), что фиксируется в выражении "иди гуда, не знаю куда". Победа над этим местом и злыми силами означает факт освоения пространства. Такое понимание, в снятом виде, сохраняется и в наше время. Достаточно указать на особого рода ритуальные культурные пространства, где наше поведение должно подчиняться фиксированным требованиям и традициям. Так, на кладбище недопустимы смех и танцы, а в дружеской праздничной компании на лоне природы, наоборот, странно выглядит кислое и угрюмое выражение лиц. Наконец, важнейшим свойством мифологического пространства является то, что оно не отделено от времени, образуя с ним особое единство, обозначаемое как хронотоп.
Как видим, пространство в мифологическую эпоху трактовалось не как физическая характеристика бытия, а представляло собой своеобразное космическое место, в котором развертывалась мировая трагедия борющихся друг с другом богов, персонифицированных добрых и злых сил природы, людей, животных и растений. Это было вместилище всех предметов и событий, жизнь которых была в пространстве определенным образом упорядочена и подчинена общим закономерностям. Это - образ прежде всего культурного пространства, которое иерархически упорядочено и качественно разнородно, а потому и его отдельные места наполнены специфическими смыслами и значениями для человека. Отсюда понятен знаменитый шекспировский образ мира как театра, на сцене которого разыгрывается бесконечная трагедия жизни, а люди выступают как ее актеры.
Человек ощущал в древности еще большую свою зависимость от времени, так как с ним было связано понимание смерти, остановки как его индивидуального времени, так и неизбежного исчезновения всего, что для него было значимо и дорого в мире: от родных и близких до любимых вещей. Человек жил во времени и боялся его, что воплощено в древнегреческой мифологии в фигуре Крона, одного из сыновей-титанов Урана. Крон, символизирующий собой время, получает власть над Землей, зная, что его должен лишить власти один из его сыновей. Он пожирает всех сыновей, кроме одного, Зевса, которого удается спрятать. В этом эпизоде время предстает как поток, уносящий с собой в небытие все сущее. В конце концов Зевс побеждает Крона, и эта победа имела столь огромное значение, что трактуется как начало нового времени, времени царствования олимпийцев.
Таким образом, в архаическом мифологическом сознании время - это прежде всего некоторое "первовремя". Оно отождествляется с "прасобытиями", своеобразными кирпичиками мифической модели мира, что придает времени особый сакральный характер со своим внутренним смыслом и значением, которые требуют особой расшифровки. Позже указанные "первокирпичики" времени преобразуются в сознании человека в представления о начале мира, или начальной эпохе, которое может конкретизироваться противоположным образом: либо как золотой век, либо как изначальный хаос.
Мифическое время обладает свойством линейности в смысле разворачивания из некой нулевой точки, из момента творения мира. Но одновременно, уже возникнув, время приобретает свойство цикличности (повторяемости), что соответствует цикличности самой жизни людей, фиксируемой в различного рода календарных и сезонных ритуальных праздниках, основанных на воспроизведении событий мифического прошлого, поддерживающих порядок и гармонию мирового целого.
В процессе анализа мифологических представлений о пространстве и времени мы обнаруживаем, что данные представления нельзя рассматривать как порождение примитивного сознания. Особенно это относится к пониманию тесной взаимосвязи пространства и времени, цикличности и линейности в существовании мира. Пространственно-временной континуум в мифологическом сознании выступает как основной параметр устройства Космоса. В Космосе имеются особого рода сакральные точки (места), которые представляют собой центры мира. Иначе говоря, изначальный хаос упорядочивается посредством исходных пространственно-временных отношений и основанных на них структурообразующих ритуальных действий.
Неудивительно, что в силу своей принципиальной значимости для человека понятия пространства и времени с самого начала зарождения философии оказываются в числе ее самых ключевых проблем. Остаются они в центре философского внимания и по сию пору, породив огромный вал соответствующей литературы. При этом никак нельзя сказать, что философские представления о времени и пространстве приобрели сегодня завершенный характер. С одной стороны, эти представления всегда сопряжены с развитием всего комплекса наук (а не одной только физики) и учитывают их позитивные результаты, а с другой стороны, опираются на собственные теоретические наработки в русле целостного онтологического подхода к их истолкованию.
В философии и науке существовали самые разнообразные трактовки пространства и времени.
Пространство понималось как:
Протяженная пустота, которую заполняли все тела, но которая от них не зависела (Демокрит, Эпикур, Ньютон);
Протяженность материи или эфира (Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Ломоносов); форма бытия материи (Гольбах, Энгельс);
Порядок сосуществования и взаимного расположения объектов (Лейбниц, Лобачевский);
Комплекс ощущений и опытных данных (Беркли, Мах) или априорная форма чувственного созерцания (Кант).
Время также трактовалось по-разному:
Субстанция или самодовлеющая сущность, и с этим было связано начало выявления его метрических свойств (Фалес, Анаксимандр); с этой трактовкой связано возникновение субстанциальной концепции времени;
Гераклит ставит вопрос о текучести, непрерывности и универсальности времени, закладывая традицию его динамической трактовки;
Парменид, напротив, говорит о неизменности времени, о том, что видимая изменчивость - это особенность нашего чувственного восприятия мира, а истинным бытием обладает лишь вечное настоящее Бога; это можно считать возникновением статической концепции времени;
Платон закладывает основы идеалистической реляционной трактовки времени. В его мире идей время статично, там царит вечность, а вот для "неистинного" мира телесных вещей время динамично и релятивно; тут есть прошлое, настоящее и будущее;
Длительность существования и мера изменений материи (Аристотель, Декарт, Гольбах); форма бытия материи, выражающая длительность и последовательность изменений (Энгельс, Ленин), - материалистический вариант реляционного подхода;
Абсолютная субстанциальная длительность, однородная для всей Вселенной и независимая ни от каких взаимодействий и движений вещей (классическая субстанциальная концепция Ньютона);
Относительное свойство феноменальных вещей, порядок последовательности событий (классический вариант реляционной концепции Лейбница);
Форма упорядочивания комплексов ощущений (Беркли, Юм, Мах) или априорная форма чувственного созерцания (Кант).
В целом же, как видим, понимание пространства и времени можно свести к двум фундаментальным подходам: один из них рассматривает пространство и время как независимые друг от друга сущности, другой - как нечто производное от взаимодействия движущихся тел.
В классической науке с Ньютона и Галилея время и пространство рассматриваются как особого рода сущности, как некоторые субстанции, существующие сами по себе, независимо от материальных объектов, но оказывающие на них существенное влияние. Они представляют собой как бы вместилище тех материальных вещей, процессов и событий, которые происходят в мире. При этом время рассматривается как абсолютная длительность, а пространство трактуется как абсолютная протяженность. Это обозначается как субстанциальная концепция.
На такую трактовку пространства и времени опирался Ньютон при создании своей механики. Данная концепция превалировала в физике вплоть до создания специальной теории относительности. В философии возможны как идеалистические варианты решения рассматриваемой проблемы, когда, например, пространство трактовалось как особая субстанция, порожденная духом, так и материалистические, в которых пространство понималось как субстанция, существующая или наряду с материей, или же выполняющая порождающие субстанциальные функции.
В реляционной концепции пространство и время рассматриваются как особого рода отношения между объектами и процессами. Физика вплоть до появления теории Эйнштейна базировалась на субстанциальной концепции пространства и времени, хотя в рамках философии присутствовали, как мы показали выше, и другие представления. Почему так произошло? Потому, что на данном историческом отрезке именно субстанциальные представления можно было наполнить конкретным физическим содержанием. Поэтому речь идет не о том, какие представления являлись наиболее истинными, наиболее адекватными бытию, а о выборе тех представлений, которые по конкретным научным критериям могли быть вписаны в выбираемую научную модель. Уже это придает относительность не только ньютоновскому, но и вообще любому физическому описанию мира.
Фундаментом классической физики была механика. Мир представляет в ней систему взаимодействующих частиц или кирпичиков материи - атомов. Их движение подчиняется законам классической ньютоновской динамики. Основное свойство атомов - их материальность или вещественность. Система взаимодействующих атомов и их конгломератов образует вещественное бытие в целом.
Пространство, которое существует вне и независимо от сознания человека, - это "невещественное" бытие. По своим свойствам оно противоположно материи, но в то же время является условием ее бытия. Время абсолютно; порядок событий во времени имеет абсолютный характер и охватывает все физические события в мире. Поэтому с точки зрения ньютоновской физики пространство и время - это предпосылки, которые сами по себе не должны анализироваться. При этом абсолютной и самодовлеющей сущностью выступает пространство, которое предшествует как веществу, так и времени.
С философской точки зрения это было очень сильное огрубление бытия, основанное на распространении на него свойств отдельной его части. Свойства локальной части экстраполировались здесь на весь мир. Предполагалось, что он так устроен везде. Рассуждение весьма типичное для ученых и сегодня. Физика, безусловно, дает описание мира, но, как и любая иная наука, опирается лишь на те знания и представления, которые она может обобщить на данном этапе. С философских позиций понятно, что этих данных всегда будет недостаточно, а значит, никакая картина мира не может претендовать на полноту. Более того, данная картина мира весьма относительна и субъективна, так как очень часто базируется на введении сил и представлений, которые являются не чем иным, как некими умозрительными конструкциями, созданными именно для заполнения недостаточности физического обоснования.
Так, ньютоновская физика вводит понятие эфира в качестве особой универсальной среды. Считалось, что эфир пронизывал все тела и им было заполнено пространство. С помощью этого понятия, как казалось, удавалось объяснить все известные тогда явления в физическом мире. При этом физики долгое время просто игнорировали тот факт, что сам эфир оставался недосягаемым для физического эксперимента. Создалась парадоксальная ситуация, когда в основе экспериментальной физической науки лежало понятие эфира, которое эмпирически не было подтверждено, а значит, согласно критериям этой науки, было за рамками научного познания.
Понятие одновременности в классической физике трактовалось также согласно субстанциальной концепции времени. Одновременными считались все те события, которые произошли в одно мгновение. С точки зрения здравого смысла это действительно так, и потому даже в голову никому не приходило, что это необходимо обосновывать. Однако позже оказалось, что это не так.
Во второй половине XIX в. научные открытия заставляют ученых перейти к реляционной трактовке пространства и времени. Развивается классическая электродинамика, которая базируется на отказе от принципа дальнодействия, т. е. мгновенного распространения света. Дело в том, что в классической физике свет распространялся в особой светоносной среде - эфире. Согласно единой теории электромагнитного поля, движение Земли относительно мирового эфира должно влиять на скорость распространения света. Начиная с 1881 г. сначала Майкельсон, а затем - с 1887 г. - он же совместно с Морли ставят серию опытов с целью эмпирического подтверждения данной идеи (в историю науки данные опыты вошли под именем их авторов как "опыты Майкельсона - Морли"). Однако результат опытов оказался негативным, скорость света при всех измерениях оставалась постоянной.
Лоренц и Фицджеральд объяснили это сокращением размеров движущихся тел и замедлением хода движущихся часов, что являлось попыткой "спасти" классическую физику. И это было не случайно, так как в противном случае из результатов опыта вытекали следующие выводы, невозможные для ученых, придерживающихся классических физических представлений:
1. Земля неподвижна, что явно противоречило науке, которая экспериментально обосновала факт движения Земли.
2. Эфира нет, что также противоречило науке, так как с помощью понятия эфира был сделан ряд открытий и объяснено множество явлений, например в рамках волновой теории света.
В 1905 г. А. Эйнштейн излагает свою специальную теорию относительности, успешно разрешая накопившиеся противоречия, но отрицая при этом существование эфира.
Постулатами его теории являются следующие:
1. Специальный принцип относительности, согласно которому законы природы неизменны во всех инерциальных системах отсчета, т. е. в системах, находящихся в состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения.
2. Принцип предельности: в природе не может быть взаимодействий, которые превышают скорость света.
Из данной теории следовал целый ряд выводов, касающихся понимания пространства и времени, которые уже существовали в философии в рамках реляционных представлений.
Прежде всего, изменялся смысл категорий времени и пространства. Пространство и время предстали как относительные свойства бытия, зависящие от систем отсчета. Оказалось, что пространство и время имеют физический смысл только для определения порядка событий, связанных материальными взаимодействиями. Кроме того, пространство и время оказались имманентно взаимосвязанными друг с другом (четырехмерное пространство Г. Минковского), а все события в мире стало возможным трактовать как происходящие в пространственно-временном континууме.
Отсюда был сделан принципиальный вывод, что сами пространство и время производны от конкретных физических событий и взаимодействий. Иными словами, они не являются независимыми онтологическими сущностями. Реально только физическое событие, которое можно описать в пространственно-временных характеристиках. Соответственно проблема установления одновременности событий есть лишь конвенция, соглашение путем синхронизации часов с помощью светового сигнала.
Общий смысл интерпретаций эйнштейновских открытий сводился к тому, что время и пространство не объективны, а есть лишь результат нашей конвенции. Однако сам Эйнштейн с такими субъективистскими трактовками не соглашался. Если, например, Мах говорил о том, что пространство и время - комплексы наших ощущений, то Эйнштейн оговаривался, что физический смысл пространству и времени придают реальные процессы, которые позволяют установить связь между различными точками пространства.
Таким образом, в философском плане пространство и время предстали как важнейшие атрибуты бытия, характеризующие функцию физических отношений между объектами.
Мы употребляем термин “миф”, и в психологической практике он может обозначать, по филологической привычке, “жанр”, и, чаще всего, это некое мифовещество, ткань мифа, уровень мифологического бытия, возвышающегося над обыденностью.
В разных цивилизациях представления о мифологической сущности связывались с существованием элементов (образов, символов) высшего, божественного бытия. Это “ме” древних шумеров, принципиально значимые для человеческой культуры принципы и понятия. “Эйдосы” Платона, идеи или “печати”, иерархически организованная реальность высшего мира. Руны древних германцев и скандинавов – магические знаки, которые воплощают основные принципы человеческого существования.
Представление о мифе как определенном пласте символического бытия нам удобнее всего выразить с помощью следующей схемы:
Схема № 1. “Миф и реальность”
Существует обыденная реальность, ясно подтверждаемая эмпирическим опытом и некоторыми объективными свидетельствами. В результате ее небуквального осознавания, как следствия когнитивного развития человека, возникает ее абстрактное представление, в мире идей, понятий или символов.
Однако отношение к мифу, как к отдельной сущности воспринимаемого бытия произошло лишь в эпоху секуляризации сознания, при снижении роли религии и повышении роли рациональных объяснений в жизни общества. В результате, в эпоху Просвещения (XVIII) и Рационализма (XIX век) представление о мифе как о сакрально значимом культурном явлении было нивелировано. Он стал восприниматься как “выдумка, заблуждение или ложь”, и это его значение до сих пор актуально, хотя и не единственно. Такое осознание мифа, принятое в виде постулата, само являлось производной от научного мифологического мышления того времени, от веры в истину, познаваемой эмпирическим или иным естественно-научным путем.
Соответственно, с этим “постулатом веры” спорили философы, искусствоведы и поэты – романтики: Ф. Шеллинг, И.-И. Винкельман, И.-В. Гете, принявшие иную идеологическую систему мировосприятия. Они воспринимали миф как самостоятельный дискурс. Миф был для них своеобразной поэзией, отличной от прозаической истины, представленной в образном сравнении аллегорий. О мифе следовало судить как о поэтическом продукте, имеющем самостоятельную ценность и целостность. Миф, по Ф. Шеллингу, требует не анатомического разложения, а синтетического понимания. Более того, он выдвигает идею о первичности мифа для истории народа: не история творит миф, а миф – историю.
Схема № 2 “Философический спор”
Здесь в схематической форме мы видим, как по-разному могла отражалась объективная реальность, данная эмпирическим опытом (1 и 2), философам – материалистам, рационалистам и эмпирикам (1а) и поэтам – романтикам (2а).
В каждую эпоху возникают современные ей мифологические представления о человеке и его месте в мире: к современной мифологии такого рода можно отнести представления об одиночестве или соседстве человечества во Вселенной, о влиянии человеческой цивилизации на климат и месть матери-Земли, уже исчерпывающий себя миф о народах – старших и младших братьях, и другие. Макс Вебер говорил об исторической рационализации картины мира, которая приводит к обесцениванию представления о сакральном. Однако распад одной мифологической структуры неизменно ведет к созданию другой (отчетливый пример – революционные мифы России первой трети XX века).
К началу XX века, на волне увлеченности народной традицией и античной филологией, ученые приходят к выводу, что миф это исторически и психически важная метафора. И. Бахофен предпринял попытку увязать отдельные типы и группы мифов с историческими стадиями развития человечества: матриархатом и патриархатом. Эта идея, прямо или опосредовано, повлияла на воззрения З. Фрейда, К.-Г. Юнга и их последователей, как в свете индивидуального, так и коллективного развития человечества. Одной из до сих пор сохраняющихся тенденция является представление о мифах, как о метафорах материнской (женской) или отцовской (мужской) власти в культурном или онтогенетическом срезах.
Возникновение и развитие антропологической науки, избавившись от покровов теории Ж.-Ж. Руссо о прекрасном “естественном человеке”, привело к изучению менталитета примитивных народов, сохранившихся к тому времени. Первоначально полагали, что их естественное состояние соответствует архаическому периоду “цивилизованных” народов, позже, однако, ушли от этой гипотезы за отсутствием доказательств. Исследования Л. Леви-Брюля помогли выявить черты примитивного магического или “мифологического” мышления, свойственного архаической стадии развития сознания. Как правило, человеком владеют коллективные представления, свойственные группе. Кроме того, весь окружающий мир обладает одушевленным, мистическим характером, способным совершенно непредсказуемо его проявить (орудия труда могут быть как “живые” и пр.), отчего необходимо постоянное поддержание некоего ритуального равновесия, которое достигается определенными обрядами, ритуалами и табу. В одном из философских фэнтэзи Т. Пратчетта есть определение этого ключевого мифологического миропонимания: если не сотворить нужный ритуал, Солнце не взойдет – вместо него мы увидим всего лишь простой шар горящего газа. Такое превращение буквального в символическое и рождает единство мифа и поэзии.
В соответствии с теорией психологического онтогенеза, повторяющего цивилизационный филогенез или же с теорией К.-Г. Юнга о наиболее древнем слое коллективного бессознательного, архаическом слое индивидуального бессознательного и более развитых слоях сознания и осознания современного человека, человек нашего времени не избавился от пласта магического сознания.
Мифологическое мышление современного человека мы разделяем на осознанное и неосознанное. К первому мы относим поэзию, художественное творчество, научные течения, философию и религию. Ко второму – суеверия, “мифы представлений” (например, “все женщины – плохие водители”), идеологию масс и неврозы. Неосознанное магическое (мифологическое) мышление отличается редукционизмом (от лат. Reductio – сведение, приведение обратно), в данном случае, обращением к прошлому опыту как объяснению причин настоящего вне последовательной причинно-следственной связи. Как правило, это раскрытие некоего “знака”, который имеет конкретную интерпретацию, обычно позитивно или отрицательно заряженную. Например, объяснение неудачного брака тем, что на свадебную машину забыли повязать красную ленточку. В то же время, мифологическое мышление осознанного типа способно раскрывать то или иное явление более многозначно, например “сидеть за углом стола” способно у строителей означать “получить свой угол (жилье)”, а у веселых женщин – наличие “мужика с хорошим углом”, т.е. потенциально приятного мужчины.
Мифологическое мышление более высокого типа и, как правило, осознанное, характеризуется телеологическим компонентом, обуславливающим целесообразность явлений, которая подразумевают разумный смысл, духовный призыв или личностный вызов человеку. Инструментом этого процесса часто оказывается раскрытие символа, отличающегося от знака своей неисчерпаемой многозначностью и особой силой смысла.
Английский антрополог Б. Малиновский, изучая первобытные культуры современных племен, нашел, что миф играет у этих народов функцию кодифицирования правил, их осмысления и упрочения, задает поведенческие ориентиры. Он делает вывод о том, что миф для цивилизации это не литературное произведение, аллегория или вымысел, а правовое основание веры и моральной мудрости. Здесь мы можем сказать, что это же относится и к мифам нашей цивилизации, которые мы воспринимаем на веру и которые обладают определенным смыслом и силой. Коллективными мифами западной культуры в настоящее время являются мифы о демократии как наилучшей форме государственного правления; о конвенциональной аллопатической медицине как о гарантии сохранения здоровья и красоты; о молодости как о лучшем периоде жизни человека; о детях как об ангельских существах; об униженности женщин в патриархатных сообществах. В соответствии с этими объектами веры, признаются демоническими антагонистами: деспотии как формы государственного правления; гомеопатия с ее собственным кодексом болезней и исцеления; зрелость и старость как упадок человеческого существования; непослушные, капризные, агрессивные дети; мужчины – в феминистских мифах.
Другой известный антрополог, М. Элиаде, дал понятие мифологического локуса, времени и пространства, отличного от обычных, где происходит действие мифа. Здесь всегда и неизменно могут разворачиваться одни и те же события, некая циклическая или случайная последовательность развития сюжета. Потому Персефона каждый год бывает похищена Аидом, а потом вновь весной возвращается к матери. Мифологический локус относится к тому, что “свершилось навсегда” или “было и будет всегда и сейчас”. Событиям этого локуса в той или иной степени соответствуют все вторичные, гармоничные или созвучные события из реального мира.
Осознанным подобием событиям мифологического локуса оказываются в первую очередь ритуалы. Они подтверждают особую ритмичность мифа, который может не просто произойти когда-то или происходить время от времени в случайном порядке, но и звучать в строго определенное время. Это в особенной степени относится к сезонным праздникам и ритуалам инициации.
Схема № 3 “Миф и ритуал”
На этой схеме видно, что один и тот же миф, как постулат миропредставления, требует систематического исполнения подтверждающего его ритуала. Также и наоборот: наблюдая повторение того или иного коллективного ритуала, мы можем задаться вопросом о его истинном, а не буквальном символическом и мифологическом насыщении и смысле.
В “Мифе о вечном возвращении” Мирча Элиаде указывает на способность архаического и до-христианского (даже “вне-христианского” вне зависимости от времени) человека в целом воссоздавать свой Космос (упорядоченный мир) из Хаоса (небытия или же полной смешанности и путаницы). Архаическая и языческая мифология вообще всегда циклична: линейное время стало важным лишь при христианстве, где есть акты неповторимые, как например рождение, жертвоприношение и вознесение Иисуса Христа. Потому для архаического, языческого человека становится возможна “починка мира”, которая творилась в критический момент окончания одного годового цикла и начала нового. Коллективное бессознательное, и в наше время, по-прежнему старается повторять этот ритуал: его нет во “взрослых” обрядах встречи Нового года, однако он остался в детских праздниках. Новогоднее представление в большинстве случаев рассказывает нам о “злых силах”, которые мешают встретить Новый год (украли Снегурочку, усыпили Деда Мороза, похитили мешок с подарками и проч.) и об их обуздании, по сути спасении мира. Хороводы вокруг елочки, в сопровождении “большой фигуры” – Деда Мороза, напоминает нам о символике Мирового Древа и нашем существовании в Срединном мире смертных.
Миф и ритуал это всегда создание Космоса из Хаоса, потому миф тесно связан с ритуалом в первобытных культурах. Восстановить порядок можно было только через утверждение мифа в то время и в том месте, когда реальность вновь разрушена прорывом хаоса (например, в критических ситуациях бедствий или в точках разрыва времен в конце одного и начале другого цикла). До сих пор ритуал способен утверждать миф: так происходит с государственными, социальными и военными ритуалами, утверждающими идею определенных социальных правил и взаимоотношений как данность: инаугурация президента, военный парад, поминовение павших воинов, “первая линейка” в школе и др.
Мифологический локус позволяет концентрировать определенный смысл и силу в “мире идей”, достаточные для того, чтобы быть распространенными на мир повседневности. На этом строятся индивидуальные и коллективные представления человека о мире.
Из мифологической материи рождаются и создаются религиозные мифы, сказки, эпос, политическая идеология, социальные представления, национальная идентичность, родовые предания, семейные легенды. И мы можем здесь представить следующие характеристики этого символического первовещества:
Миф буквален; в нем самом нет метафоры. Метафора рождается в переходе из мира символов в мир буквального.
Мифу свойственна величайшая концентрация насыщенности смыслом. Здесь господствует пралогическое мышление и казуальное (причинное) значение любых совмещений.
Миф – корневой сюжет всех многочисленных повторений, как рассказанных, так и проживаемых.
Миф амбивалентен: благодаря своей символической природе он предполагает полярность взглядов и оценок.
Миф создается, а не дается выше. Мифологическая форма творится человеческой культурой.
Миф – это представление о мире, не требующее доказательств, только силы веры и смысла.
Миф транслируется индивидом и обществом вовне. Он может достаточно хорошо описывать окружающий мир и его составляющие по тем или иным признакам; в ином случае, непредставленные в мифе явления будут обозначены как внешний “хаос” в сравнении “упорядоченным космосом” мифа.
Распространенным коллективными мифами являются представления, выраженные в формуле “Мы хорошие, они плохие”: так проявляются националистические представления, религиозная нетерпимость, “война полов”, представления этапа “подросткового бунта”. Цивилизационным мифом западной культуры (как христианской, так и исламской) является представление о своем религиозном знании как “светоче истины” для иных, непросвещенных народов. В последние три века этот мессианский миф видоизменился в идею о научном просвещении и продвижении демократии отсталым народам и государствам.
Общими индивидуальными мифами на настоящий момент мы можем назвать представления о фатализме (все на роду написано, как суждено) и его полярной противоположности – индивидуализме (судьбу человек делает сам). Примечательно, что в индивидуальную полярность эти положения вошли тогда, когда коллективные религиозные представления утратили особый интерес к этому вопросу или разошлись во мнениях. Кроме того, каждый индивидуум несет в себе уникальный компендиум различных мифов, тех или иных аспектов коллективных верований или типических представлений, создающих свою уникальную мифологическую картину мира.
В узком смысле слова “своими мифами” мы можем назвать некие “важные истории” и “значимые образы”, чье существование принципиально для одного человека, его близких, общества, народа, цивилизации. Так извечным символом остается образ Матери, а значимые и связанные с ним истории будут в чем-то совпадать, а в чем-то отличаться в разных культурах и в разных индивидуальных историях. Как различны между собой христианская богоматерь Мария, греческая богиня плодородия Деметра и скандинавская богиня Дикой Охоты Фригг, но все они переживали смерть своих детей и оплакали их. И для многих женщин, их семей, родовых историй этот опыт знаком и значим.
Осознанно избранные мифы (религия, принятая в зрелом возрасте, политические взгляды и др.) могут быть как результатом экзистенциального опыта, так и следованием некоей коллективной тенденции. Экзистенциальный опыт может привести как к вхождению в миф (который способен сам по себе быть резервуаром подобных переживаний множества людей), так и к осознанной и осмысленной убежденности в чем-либо.
Миф всегда для человека реален, или буквально или метафорически, как, например, истории о создании человека богом или о том, как какой-то генерал подарил деду свою шапку. Миф рассказывается всегда, когда есть вера в него и любая история, окрашенная или насыщенная верой, при ее повторении способна стать мифом. Это то, что не требует доказательств, но живет в представлениях, потому в каждую эпоху они свои. Одни мифы истории человечество перестает рассказывать, другие продолжает, а третьи вновь и вновь начинает как будто заново. Для человека и человечества миф это созидающая сила, превращающая хаос впечатлений и разрозненных событий в упорядоченную картину мира.
Но миф – не просто упорядоченная система знаний, а структура значимых явлений и объяснений этого мира. Ритуальные, знаковые изображения любой культуры, вне зависимости от кода изображения (антропоморфные образы, фантастические персонажи, абстрактные узоры) всегда дают нам отрывок мифа, достаточно открытого или зашифрованного многослойностью символов, понятных людям эпохи. Это могут быть божественные статуи или зооморфные рельефы архаичных эпох, аллегории эпохи Просвещения, знаковые узоры персидских ковров или советский агитплакат 1920-х годов. Любая изобразительная “знаковая” система культуры является статичным утверждением ее мифа.
Миф объединяет людей в социум, и потому существуют мифы семейные, национальные, местные, государственные, культурные, человеческие. На уровне семьи миф будет семейной легендой, но иметь именно сакральное, особенное значение (например, история о том, как человек увидел во время войны знак в небе, “серп и молот”, накануне Сталинградской битвы). Это может быть и бытовая история, о спасении девушки незнакомыми людьми, но значимость ее будет велика настолько, что она станет семейным мифом. Не волшебство и сверхъестественный опыт делает историю мифом, а значимость (эмоциональная “сила”) сюжета для рассказчика и слушателей.
Мифами, в общем смысле, будут исторические песни, былины, духовные стихи, легенды, рассказы о нечистой силе, былички и др. Мифологическими будут также знаковые структуры и ритуалы культуры и субкультур. Если при разрушении или недостаточной значимости общекультурного мифологического пласта возникает миф, знак и ритуал узкого сообщества, то оно становится субкультурой. Отсюда мифы, ритуалы и знаки молодежных субкультур, религиозных сект, криминальной субкультуры, профессиональных сообществ.
Мифом в широком смысле слова мы будем считать образ мира (и индивида, по его подобию) и историю мира. Первой функцией мифа остается защита человека, предоставление ему границ познаваемого Космоса (в рамках мифа) посреди непознанного Хаоса. Второй его функцией мы назовем развитие, вызов, испытание, некое требование, которое предоставляет миф человеку, чтобы тот был способен себя осознавать не животным или стихийным существом, а человеком.
Использованная литература:
1. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. – М.: Педагогика Пресс. – 1994.
2. Малиновский Б. Магия, наука, религия. – М.: Рефл-бук. – 1998.
3. Пратчетт Т. Санта-Хрякус. – М.: Эксмо; СПб.: Домино. – 2005.
4. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифопоэтического: Избранное. – М.: Прогресс-Культура. – 1995.
5. Шеллинг Ф. Сочинения в 2-х т. – т. 2. – М.: Мысль. – 1995.
6. Шинкаренко В.Д. Смысловая структура социокультурного пространства: Миф и сказка. – М.: КомКнига. – 2005.
7. Элиаде М. Космос и история. – М.: Прогресс. – 1987.
8. Юнг К.-Г. Архетипы и символ. – М.: Renaissance. – 1991.
В статье представлен философско-культурологический подход к существованию и природе мифа. Миф представлен как постулат коллективного миропредставления людей некоей общности, не требующее доказательств, только силы веры и смысла. Любая “знаковая” система культуры или субкультуры является утверждением ее мифа.
При подготовке вопроса рекомендуется использовать дополнительную литературу: Голосовкер, Я. Э. Логика мифа / Я. Э. Голосовкер. - М., 1987. – 378 с.; Леви –Строс, К. Первобытное мышление / К. Леви-Строс. - М., 1994. – 328 с.; Леви-Брюль, Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-Брюль. - М., 1935. – 476 с.; Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. – М. - 1976. – 536 с.; Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиаде. – М. – 1987. – 106 с.; Юнг, К. Архетип и символ / К. Юнг. - М. – 1991. – 278 с.
Усилиями специалистов в области лингвистики, этнографии, фольклористики, истории первобытного общества, истории и теории культуры, психологии, социологии и других наук за почти 200-летнее развитие конкретно-научных исследований мифотворчества был накоплен грандиозный массив мифов народов мира, позволивший выделить специфические черты мифологического (дологического, первобытного) мышления. К его наиболее значимым характеристикам относится:
1. Синкретизм (соединение, слитность, нерасчлененность) и гомогенность (однородность). Человек мифологической эпохи не выделял себя из природного и социального окружения. Следствием первого стало своеобразное «очеловечивание» природы, персонификация ее явлений («злой» ветер, «хмурое» небо, молнии – это стрелы разгневанного Зевса и т. д.). Например, для древних греков природа выступала единственным абсолютом, она не была сотворена богами – сами боги составляют ее неотъемлемую часть и олицетворяют основные природные стихии. Следствием второго (неотделения себя от своей социальной группы) стало господство «общих коллективных представлений» (Л. Леви-Брюль): отсутствие чувства индивидуальности, несхожести (согласно исследованиям лингвистов, в древних языках отсутствовало местоимение «я»). Кроме того, в мифологии различие между реальностью и видимостью лишено смысла: в связи с этим не существует никакой причины считать, что сны или галлюцинации, например, должны считаться менее реальными, чем впечатления, полученные наяву. Для мифа характерно сращивание, сплавление, совпадение связей, отношений элементов образов.
2.Повышенная внушаемость – первобытным мышлением все принимается на веру и никогда не оспаривается. Другой стороной этой характеристики является тотальная власть традиции и коллективных представлений. Необходимость поступать как все порождает консерватизм мифологического человека: все до мелочей предопределено коллективными представлениями и ориентацией на авторитет традиции, ритуала, вождя. Миф связан с ритуалом и в значительной степени выступает как способ объяснения этих ритуальных действий.
3. Повышенная эмоциональность. Миф – это образная объективация эмоций. Миф всегда сопровождается переживаниями, открытыми эмоционально-аффективными состояниями. Миф не дифференцирует объективные моменты восприятия и субъективно-эмоциональное содержание сознания, миф абсолютно некритичен. Все переживания ярки, а идеи и мысли не отделены от чувств. Первобытный человек с трудом подавляет свои импульсы, центры сдерживания работают крайне слабо, превалируют эмоции.
4. Магия слова – слово выступает не как инструмент общения, а орудие магии. Подчинить себе предмет или явление, не поняв его (как сейчас), а назвав. В магическом смысле, овладеть предметом можно зная его «подлинное Имя». Задача мага – найти Истинное название (самые популярные поиски – поиски имени Бога). Таким образом, происходит отождествление предмета и его признаков. Миф в значительной степени соотнесен с языком уже по своему происхождению (вспомните лингвистическую теорию), но язык в мифе выступает как средство создания единства и общности чувственных образов.
5. Дуализм (двойственность) – важнейшая характеристика мифологического мышления, так как именно через бинарные оппозиции первобытный человек конструирует свою мифологическую реальность. Оппозиции разрешаются путем нахождения медиаторов. Развертывание мифологического сюжета предполагает двойную перестановку функций: исходные противопоставления по крайней мере два раза должны изменить свою функциональную определенность, чтобы придать мифу свойства завершенности и целостности.
6. «Логика мифа» - отсутствие логики в нашем понимании. Миф с легкостью соединяет в одном объекте взаимоисключающих качеств, абсолютно противоположных пространственных, временных и сущностных свойств. «Логика мифа» – это замена причинно-следственных связей прецедентом, объяснить мир – значит рассказать о его происхождении.
7. Антропоморфизация – в мифе человек с одной стороны, антропоморфизирует природу (наделяет ее человеческими свойствами и чертами), а с другой – не выделяет себя из природы, рассматривает себя как ее часть, как природное существо. Человек рассматривает природу как собственное продолжение, ему присуще смутное чувство родства с отдельными видами животных, растений и даже предметами неодушевленной природы.
8. Недифференцированность реальности – миф не знает фиксированных границ, твердо определенных порядков, предметов, подчиняющихся неизменным законам. Миф не разграничивает часть и целое: части представляются как целое и отождествляются с ним.
Важными характеристиками мифологического мышления является восприятие времени и пространства. Мифологическому мышлению свойственно резкое разграничение мифологически-изначального (сакрального) и современного (эмпирического, опытного или профанного) времени. Время – мифическое время – есть время начальное, раннее, «время сновидений», время до времени, до истории. Это время сакральное (в отличие от обычного профанного времени реальности). Именно в это время совершаются все важнейшие события. Но с другой стороны, это время вечного повторения, время, возвращаемое обрядом, возвращаемое любым актом повторение мифа, время цикличное (миф рассказывает о первособытии, о первопричине, и, одновременно, объясняет конкретную реальную ситуацию, проецирую на нее момент сотворения).
Пространство мифа обладает рядом специфических черт, отличных от реального пространства. Реальное пространство измеримо (в километрах, днях пути, шагах и т. д.), оно описывается абстрактно-количественными характеристиками. Мифическое пространство неизмеримо, а потому ирреально. Оно воспринимается через конкретно-чувственные показатели. Маленькое в пространстве мифа становится большим; большое – крошечным; годы пути – не меняют местоположения; один прыжок – переносит через целые страны и т. д. Мифическое пространство целостно (нерасчлененно), отсутствует грань между реальностью и сновидением, жизнью и смертью, материальным и идеальным, истинным и кажущимся. Мир этот и мир иной – едины. На небо можно забраться с помощью простой веревки, а в подземное царство – умилостивив предков или грозных сторожей.
Таким образом, мифотворчество (мифологический способ мышления) – это первичная форма осмысления мира. Возникает она в первобытности как отражение архаических ритуалов и является регулятором жизни первобытных коллективов. В то же время мифология присутствует в человеческой культуре на любом ее этапе, это основной способ понимания мира (базисный, лежащий в основании), а поэтому отчасти содержащийся во всех других способах понимания мира. Это чувственно-образная форма мышления и притом неотрывная от действия, свойственная в развитии человеческой личности таким этапам, как детство и ранняя юность. Мифология - это не обман, не выдумка, а непосредственный ответ, первичная реакция человечества на вызов бытия, бессознательно-художественная переработка явлений природы и общества.
Выше уже рассматривалась проблема хронотопа, неразрывного единства пространства и времени, как исходной категории при анализе художественных произведений. Здесь мы еще раз осветим эту проблему применительно к мифологическому мышлению.
Многочисленные исследования свидетельствуют о том, что в силу синкретического характера мифологического мышления пространство и время образуют в мифологии нерасчлененное единство.
В мифе изоморфизм пространства и времени находит свое выражение в структуре «мирового древа», ветви которого соответствуют как сторонам света, так и временам года, частям суток. Как отмечает В.Н. Топоров, в мифопоэтическом хронотопе время «сгущается и становится формой пространства», а пространство «заражается» свойствами времени. Все, что происходит в мире мифопоэтического сознания, не только определяется хронотопом, но и хронотипично по существу, по своим истокам [Топоров, 1983: 232].
Таким образом, время в мифе имеет тенденцию к «спациализации», а пространство - к «темпорализации», тем самым они наделяются характеристиками друг друга. Это же подтверждают и исследования других ученых.
М.И. Стеблин-Каменский называл мифологическое время «прочным»: удаленные во времени события (в прошлое и будущее) могут быть столь же реальным, как удаленные в пространстве предметы [Стеблин-Каменский, 1984: 115].
Как отмечает А.Я. Гуревич, временные отношения начинают преобладать в сознании человека не ранее XIII в. В предшествующий же период именно пространство, а не время было организующей силой художественного произведения. Это выражалось в том, что в эпосе, в рыцарском романе, в рыцарской лирике разные моменты повествования были рядоположенными, между разновременными событиями не устанавливалось преемственной связи, герои не изменялись, они всегда оставались юными и мужественными. [Гуревич, 1984: 146-152].
М.А. Барг, анализируя произведения У. Шекспира, определяет слово «time» в словаре Шекспира, как понятие, вобравшее в себя и значение времени и пространства. Время, согласно М.А. Баргу, является многоуровневым понятием, где соединяются и «внешнее событие и внутреннее его переживание, все содержание сознания», а это в свою очередь предполагает и «мировой порядок вообще», и предпосылку действия, длительность действия и характер самого действия [Барг, 1979: 52].
Е.С. Яковлева, резюмируя данные исследования, пишет, что осмысление времени через пространство возможно только в случае «переживаемого времени», времени, заполненного событиями, а те, в свою очередь, дают «времени жизни» те или иные эпитеты [Яковлева, 1994: 96]. Понятие проживаемого и переживаемого времени является основополагающим в данной работе, ведь и миф является переживанием окружающего мира, выраженным в чувственно-конкретных образах.
Отечественный философ А.В. Муравьев вообще определяет время как «другое название для жизни»; в его философской системе человеческая деятельность становится времяобразующим фактором. А это может привести к выводу о том, что именно благодаря неразрывной связи времени и событий можно преодолеть необратимость времени и сделать его цикличным, что и выражается в крайней точке зрения В. Муравьева на понятие времени: «Один из укоренившихся предрассудков - это убеждение в необратимости времени. На самом деле, время не только обратимо в принципе, но мы постоянно сами его обращаем, совершая те или иные целесообразные превращения окружающего и воскрешая по нашей воле бывшие состояния» [Муравьев, 1992: 112].
Психологи также указывают на то, что восприятие времени обусловлено внешним наполнением и неотделимо от эмоционального фактора, который в свою очередь определяет оценку времени.
Факты языка подтверждают неразрывность пространства и времени. М.Ф. Мурьянов полагает, что на архаическом этапе развития мышления «слова, первоначально выражающие пространственные, вещеподобные отношения мира осязаемого, на некотором этапе глоттонического процесса были приспособлены для выражения временных отношений удивительного мира, существующего внутри человеческой головы, в ее памяти и предвидении» [Мурьянов, 1978: 55].
Значения пространства и предметов, его составляющих, и значение времени могут быть выражены одним и тем же словом или словами одного и того же корня. Так, М. Элиаде в монографии «Священное и мирское» приводит ставший уже классическим пример этимологической близости слов templum (лат. храм) и tempus (лат. время), причем templum означает пространственный, tempus - временной аспекты горизонта в пространстве и во времени [Элиаде, 1994: 52]. Другой пример свидетельствует о том, что у ряда первобытных народов слово «мир» может употребляться и в значении «год» [там же: 50-51]. Также глаголы, передающие движение в пространстве, употребляются для обозначения протекания временных явлений; предлоги могут использоваться как для локальных, так и темпоральных указаний.
Во многих архаических культурах образ круга выражает единство пространства и времени. Во временном плане образ круга соответствует непрерывному обновлению времени, а в пространственном образ шара как проекция круга представляет космос.
Лат. orbis «круг» с одной стороны входит в сочетание orbis terrarum «земной круг, мир», а с другой стороны в orbis temporum «круговорот времени», что на языковом уровне реконструирует представления о мире как о круге. Семантическую мотивировку значения «круг, круговое движение» можно обнаружить в таких понятиях, как др.-инд. vártman «путь, тропа», лат. versus «линия, ряд, борозда», ст.-слав. время «врема», др.-англ. weoruld «мир» (и.-евр. *uer-lo-ti «совокупность вращающихся предметов, универсум»), восходящих к и. - евр. корню *uer-t - «вертеть, вращать» [Топоров, 1994: 23]. Факты мифологии свидетельствуют о том, что представления о «круговороте времени» нашли отражение в германо-скандинавской циклической концепции смены веков, в индийском учении о югах - смена «ночи Брахмы» и «дня Брахмы». В древне-английском языке мы находим пример, когда разные пространственные и временные значения восходят к одному корню, так др.-англ. log «место» и ealdor-lagu «время жизни» восходят к и.-евр. корню legh - лежать [Топоров, 1994: 21].
Для настоящего исследования чрезвычайно важна мысль о том, что время может быть оживотворено, одухотворено, вещно, наполнено событиями только благодаря пространственному осмыслению. Именно зависимость времени от человеческой деятельности наделяет время оценочными характеристиками и качественной неоднородностью: «доброе», «недоброе» время, «время собирать камни, и время разбрасывать камни». Таким образом, категория времени в мифе может быть осмыслена и понята только с позиции антропоцентризма, с точки зрения человека.
Методологическое и мировоззренческое значение категории «материя» обнаруживается сразу же, как только мы задаемся вопросом: каким образом существует окружающие нас материальные предметы и явления.
Эволюция представлений о пространстве и времени
Мифология
Человек всегда живет в неком пространстве, осознавая свою зависимость от таких его характеристик, как размеры, границы, объемы = он сосуществует с пространством.
Для древних людей, мифологического сознания характерно понимание пространства как противостоящего хаосу или пустоте, в которых порядок отсутствует. Пространство заполнено вещами и предметами, одухотворено и разнородно. Оно – некая причина, из которой далее возникают другие свойства бытия. Процесс постепенного преобразования хаоса в пространство, как нечто оформленное: пространство вытесняет хаос посредством его заполнения различными существами, животными, духами и богами. Миро[мифо]воззренческие представления, относящиеся к пространству, скорее конструируют пространство, нежели отражают его. Мир возникает из хаоса, пространство образовано конструктами, а не вмещает их.
Для архаичных представлений о пространстве характерно свойство развертывания , растекания, пространения пространства по отношению к особому мировому центру как некоей точке, «из которой совершается или некогда совершилось это развертывание» (пуп Земли).
Пространство состоит из частей, упорядоченных определенным образом . Право-лево, верх-низ, центр – периферия (задается телом человека). Оболочка человеческого тела + телесность как таковая (тело мира – тело древнего бога, смерть которого дала жизнь миру), Индра – сын Неба и Земли.
В мифологическом сознании для пространства характерна определенная культурная заданность значения места, в котором может оказаться человек. Центр пространства – это место особой сакральной ценности. Внутри географического пространства оно ритуально обозначается (столб, дерево, позднее – храм, крест). Периферия пространства – это зона опасности, которую в сказках и мифах должен преодолеть герой. Иногда это даже место вне пространства (в хаосе), что фиксируется выражением типа «иди туда, не знаю куда». Победа над этим местом и злыми силами обозначает факт освоения пространства человеком, то есть «приобщение его космизированному и организованному «культурному» пространству» (подвиги Геракла).
Важнейшим свойством в ранних представлениях о пространстве выступает то, что оно не отделено от времени , образуя особое единство – хронотоп . Давайте никуда не пойдем, ведь здесь сейчас так хорошо, хотя если здесь и сейчас хорошо, то нам все равно, куда идти.
От времени в древности человек ощущал еще большую зависимость, с ним было связано понимание смерти как остановки индивидуального времени. Человек жил во времени и боялся его. (В древнегреческой мифологии Крон, один из сыновей-титанов Урана, по наущению матери, мстившей за сброшенных в Тартар сыновей-циклопов, восстает против отца и оскопляет его серпом. «Крон как Хронос – «отец-время» с его неумолимым серпом». Образ неумолимости серпа времени как всепожирающей силы, перед которой ничто не может устоять. Крон получает власть над Землей, зная по предсказаниям, что его должен свергнуть один из его сыновей. Тогда он пожирает всех сыновей, но Зевса удается спрятать. Он побеждает Крона, и наступает время царствования олимпийцев. «Человекоразмерное» время.)
Итак: «начала времен», первовремя, прасобытия (линейное время). Нечеловекоразмерное время. Или хаос, или золотой век (Библия: Дух летал над водой, 7 дней творения; время титанов и циклопов; время Святогора).
Постепенно линейная модель – в циклическую, в человекоразмерное время.
Таким образом, пространство и время выступали важнейшими компонентами построения картины мира. Понимание единства пространства и времени определяло их место в понимании устройства Космоса, который состоял из особого рода пространственных и временных сакральных точек как неких одухотворенных точек мира.
Античность
В Древней Греции в русле атомизма (Левкипп, Демокрит) появилось представление о бесконечном пустом пространстве, в котором только и возможно движение. Пространство атомистов лишено центра, вечно, не имеет границ. Эпикур, однако, лишил его изотропности, сохранив избранные направления "вверх" и "вниз" для объяснения падения тел. В представлениях других философских направлений пространство имеет границу и центр, верх и низ. (Изотропность — одно из ключевых свойств пространства в классической механике. Пространство называется изотропным, если поворот системы отсчета на произвольный угол не приведет к изменению результатов измерений.)
Пространство мира Аристотеля - конечно, наполнено воздухом и заполнено местами для объектов, неоднородно и анизотропно, (Анизотропный - т. е. двоякопреломляющий.) является ареной и участником событий. Окоем. В этом мире мы и жили вплоть до Ренессанса. Аристотель "навсегда" представил пространство, время и движение непрерывными, бесконечно делимыми.
Пространство Евклида вполне адекватно "метательной" кинематике твердых тел. Евклид обеспечил практикам средства измерения и сравнения длин, площадей и объемов объектов самой различной формы. Абстрактное пространство Евклида однородно и изотропно, бесконечно делимо и безгранично. Геометрия Евклида до сих пор питает нашу пространственную интуицию и философию.
Цикличность. Представления о прошлом, настоящем и будущем, о потоке и длительности времени.
Все в одном месте – Олимп находится рядом.
Открытые храмы (доверие миру, нет разделения на внутреннее и внешнее пространство, все пространство – сакрально).
В Средневековье:
Августин (354 – 430 гг.), линейность времени и направление: «Что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняюсь; но как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик... До сотворения мира времени не было. Творением вызвало некоторое движение; моменты этого движения в мире и есть время… Где же пребывает это неуловимое время?... Время существует только в нашей душе . Прошлое – в памяти, будущее – в ожидании». (Исповедь).
В Средние века пространство Вселенной получило дополнительное оснащение: ад и рай о девяти кругах каждый; структуры, вмещающие ангелов и Бога и траектории небесных тел.
Божественный порядок, ордер, человекоразмерно: меры длины – человеческие части + дни ходьбы. При этом – большая лягушка в лесу. Герои, которые стерегут расколы мира с мечом в руках.
Отмечался Эдем на картах.
Возрождение:
Появляется понятие бесконечности
Ренессанс восстановил представление об однородном, пустом, бесконечном абстрактном пространстве и разместил в нем системы отсчета. "Вселенная есть сфера, центр которой всюду, а окружность нигде" (Николай Кузанский).
Бесконечность. Эпоха Великих географических открытий: Америка (1492) и прочие. 15 – первая половина 17 века.
В трехмерном пространстве Галилея свободное движение происходит по окружности, а не по бесконечной прямой. Пространство Галилея однородно: законы механики одинаковы во всех его точках. Пустоту Галилей изобретательно ввел как бесконечное количество пустот, лишенных величины.
Часы появляются на городских площадях в 14-15 веках, минуты не показывают.
Новое время : пустое пространство Ньютона
В Новое время ученые продолжают обсуждать конечность и бесконечность, дискретность и непрерывность пространства, связь пространства и времени, движения и материи (материя определяет пространство или наоборот?).
Философы различают пространства реальное ("на самом деле"), концептуальное (в науке и в искусстве), перцептуальное ("данное нам в чувственном восприятии"). В мифе все они объединены, в философии отождествлены реальное и концептуальное, в науке - концептуальное и перцептуальное.
В Новое время европейцы арифметизировали плоскость введением координат. Расстояние (x,y) между точками x = (x1,x2) и y = (y1,y2) не измеряется, а вычисляется.
Пары координат - векторы - можно складывать и умножать на число: на плоскости определены арифметические операции над точками (векторами).
Следующий шаг: количество координат (размерность пространства!) перешагнуло порог наглядности, но осталось конечным. Терминология сохранилась, формулы - "удлинились". Пространство стало протяженным многообразием (Грассман).
Современность
На первое место вышли проблемы концептуального пространства.
В начале ХХ века сделан еще один шаг: число координат стало "бесконечным".
В истории философии пространство понималось как:
Абсолютная протяженность, пустота в которую включались все тела и которая от них не зависела (Демокрит, Эпикур, Ньютон);
Протяженность материи и эфира (Аристотель, Декарт, Спиноза) или формы бытия материи (Гольбах, Энгельс);
Порядок сосуществования и взаимного расположения объектов (Лейбниц, Лобачевский);
Комплекс ощущений и опытных данных (Беркли, Мах) / априорная форма чувственного созерцания (Кант).
Время трактовалось как:
Субстанция или самодовлеющая сущность, с чем было связано начало исследования его метрических свойств (Фалес, Анаксимандр); Гераклит ставит вопрос о текучести, непрерывности и универсальности времени, закладывая традицию его динамической трактовки. В то же время Парменид, напротив, говорит о неизменности времени, что видимая изменчивость лишь наши иллюзии, а истинным бытием обладает лишь настоящее (возникновение статистической концепции времени).
Длительность существования и мера изменений материи (Аристотель, Декарт, Гольбах) или как форма бытия материи, выражающая длительность и последовательность изменений (Энгельс, Ленин);
Форма проявления абсолютной вечности, преходящая длительность (Платон, Августин, Гегель);
Абсолютная длительность, однородная для всей вселенной (Ньютон);
Относительное свойство вещей, порядок и последовательность событий (Лейбниц);
Форма упорядочивания комплексов ощущений (Беркли, Юм, Мах) или априорная форма чувственного созерцания (Кант).
Объективный идеализм (Августин, Гегель) отрицает Пространство и Время как всеобщие свойства мира, рассматривает эти формы бытия как порождение внечеловеческого духовного начала, которое само пребывает вне времени (вечно) и вне пространства (беспредельно).
Так, согласно Гегелю, абсолютная идея только на определенной стадии своего развития порождает сначала пространство, а затем – время и материю.
Для представителей субъективно-идеалистической философии свойственно отрицание объективного характера П и В (Кант, Мах).
Во времена Канта никто не сомневался, что контакт с вещами (опыт) – это воздействие вещей на нас , вызывающее у нас определенные впечатления, наблюдения (из которых рассудок делает выводы); из наблюдений же нельзя вывести всеобщих положений, поскольку число фактов, подчиняющихся такому закону, бесконечно и всех их наблюдать невозможно. Следовательно, опыт познания не дает знаний о пространстве и времени.
О том, что свойственно вещам, рассуждал Кант, мы узнаем только из контакта с ними, из опыта. Наши же суждения о пространстве и времени получены не из опыта, а это значит, что их источник не во внешних вещах, а в нас самих, в нашем уме. И кант заключает: представления о пространстве и времени свойственны нашему уму в качестве «форм созерцания», присущих ему до всякого опыта. Никакой опыт невозможен без этих форм, во всяком опыте мы пользуемся ими. Пространство и время – это как бы очки, без которых мы не можем смотреть на вещи. Сквозь зеленые очки все представляется зеленым. Сквозь очки П и В все кажется существующим в пространстве и времени. Но эти очки присущи нашему сознанию, вне которого нет пространства и времени.
Кант высказывает идею, что наш опыт познания не сводится к впечатлениям, вызываемым у нас вещами, и к следующей их логической обработке. Важнейшую роль в опыте играет воздействие человека на вещи , оно-то и позволяет обосновать всеобщесть положений.
Австрийский физик и философ 19 века Мах называл П и В упорядоченными рядами наших ощущений.
Однако П и В являются столь же объективными характеристиками бытия, как его материальность и движение.
Основные теории пространства и времени. Отношение Пространства и Времени к субстанции
В истории философии существовали 2 точки зрения об отношении П и В к материи.
Субстанциальная концепция
Характерна для научной модели мира, начиная с Ньютона и Галилея. Время и пространство здесь рассматриваются как особого рода нетелесные субстанции, которые существуют сами по себе и независимо от других материальных объектов, но оказывают на них существенное влияние. Они представляют как бы вместилище тех материальных объектов, процессов и событий, которые происходят в мире. При этом время рассматривается как абсолютная длительность, а пространство – как абсолютная протяженность.
Привело к выводу о независимости П и В от характера протекающих в них материальных процессов.
Реляционная концепция (после открытия теории относительности А.Эйнштейном стала доминировать)
Один из крупных физиков начала ХХ века Артур Эддингтон говорил, что во всей Европе людей, понимающих теорию относительности, можно пересчитать по пальцам. Их и сейчас не намного больше.
Среди физиков даже ходило такое четверостишие:
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
Но сатана недолго ждал реванша,
Пришел Эйнштейн и стало все как раньше.
В СТО (1905) утратили свой абсолютный характер такие пространственно-временные характеристики, как длина, временной интервал, понятие одновременности. Все эти характеристики оказываются зависящими от взаимного движения материальных объектов.
В ОТО – установление тесной зависимости метрических свойств пространства – времени от гравитационных взаимосвязей между материальными объектами. Вблизи тяжелых объектов геометрические свойства Пространства начинают отклоняться от евклидовых, а темп течения времени замедляется.
Философское значение теории относительности:
1. ТО исключила из науки понятия абсолютного П и абсолютного В, обнаружив несостоятельность субстанциальной трактовки пространства и времени как самостоятельных, независимых от материи форм бытия.
2. Показала зависимость пространственно-временных свойств от характера движения и взаимодействия материальных систем, подтвердила правильность трактовки П и В как основных форм существования материи, в качестве содержания которых выступает движущаяся материя.
Эйнштейн: раньше считали, что если каким-нибудь чудом все материальные вещи исчезли бы вдруг, то П и В остались бы. Согласно же теории относительности вместе с вещами исчезли бы П и В.
3. ТО нанесла удар субъективистским, априористским трактовкам сущности П и В, которые противоречили ее выводам.
В рамках нее П. и В. понимались не как самостоятельные сущности, а как системы отношений, образуемых взаимодействующими материальными объектами. Все этой системы взаимодействий П и В считались несуществующими. П. и В. выступали как общие формы материальных объектов и их состояний. Следовательно допускалась и зависимость свойств П и В от характера взаимодействия материальных систем. Таким образом, П и В – это формы, выражающие определенные способы координации материальных объектов и их состояний. Особенности и характер материальных процессов и определяют свойства П и В. Также концепция указывала не только на зависимость пространства и времени от конкретной формы материи, но и на то, что существует всеобщая взаимосвязь материи вообще и П и В в целом.
Современные определения пространства и времени:
Пространство и Время относительны и зависят от различных систем отсчета. Пространство и Время имеют физический смысл только для определения порядка событий, связанных с материальными взаимодействиями. П и В стали трактоваться как взаимосвязанные. Все в мире происходит в пространственно-временном континууме. Более того, П и В производны от физического события, т.е. П и В не являются сами по себе физическими реальностями, реально только событие, которое можно описать в пространственно-временных характеристиках.
В философском плане П и В суть важнейшие атрибуты бытия, представляющие собой на конкретном уровне системы физических отношений межу объектами.
Время выступает как мера, фиксирующая изменение состояний развивающихся объектов, и в этом качестве оно может быть применено к самым различным природным системам. Но специфику протекания временных процессов, их скорость задают особенности строения исследуемой системы.
Пространство, выражая свойства протяженности различных систем, необходимо интерпретируется в зависимости от организации пространства конкретной системы. Поэтому физическое описание мира по его пространственно-временным характеристикам представляют собой идеализированную модель, свойства которой не отражают разнообразия состояний мира.
Следовательно, не существует единообразного мира, а есть единство различных структурных уровней мира, которые описываются локальными картинами мира.
Одномерность – для фиксации достаточно одной величины.
Однородность заключается в равноправии всех его моментов.
Необратимость проявляется в невозможности возврата в прошлое (временная ассиметрия). Время течет от прошлого через настоящее к будущему, и обратное его течение невозможно. Необратимость времени связана с необратимостью протекания фундаментальных материальных процессов.
Специфично проявление времени и пространства в микромире, живой природе, социальной действительности: биологичекое время, психологическое время, социальные пространство-время.